К этому времени в науке накопилось много фактов, прямо наталкивающих на мысль о единстве происхождения всех живых существ.
Многие ученые указывали на сходство в строении ряда животных. Сходство в строении некоторых организмов очень большое, у других — меньше. Крыса и мышь ближе друг к другу, чем к обезьяне; точно так же лошадь и осел более сходны между собой, чем с зайцем. Меньше похожи все эти животные на гуся и еще меньше на рыбу. А все-таки и здесь можно уловить сходство. Разве не составляет основу тела всех этих животных спинной хребет, разве не состоит их нервная система из головного и спинного мозга и нервов? Разве не воспринимают их нервные окончания бесчисленных раздражений из внешнего мира?..
В строении пищеварительной и кровеносной систем этих животных также немало сходного.
Чем больше раскрывалось сходство в строении различных животных, тем чаще и настойчивее возникала мысль: не является ли это сходство организмов результатом родства их между собой?
Сходство между живыми существами еще больше выявилось при сравнении их зародышей.
Микроскоп — могущественное изобретение человеческого ума. При помощи его учеными было сказано великое слово: все организмы начинают свое развитие с одной клетки. Оплодотворенная, она растет и делится на новые клетки, которые растут и делятся в свою очередь, выполняют разные функции, образуют ткани и органы, системы их…
К концу зародышевой жизни различие между зародышами животных, а также растений становится все отчетливее и отчетливее.
Эти открытия опять подсказывали мысль о родстве происхождения всех столь разнообразных во взрослом состоянии организмов.
Ученые находили остатки животных и растений, некогда населявших Землю, и замечали большое сходство в строении между древними обитателями ее и современными. Кости, извлеченные из недр Земли, оживали под взором и мыслью ученого и рассказывали о строении животного, остов которого они когда-то составляли.
По костям, чаще всего разрозненным и поврежденным, ученые научились читать жизнь древнего животного. Узнавали, чем и как оно питалось, где находило защиту от врага и какими средствами нападения обладало.
Но чем дальше в глубь времен уходили остатки животных и растений, тем менее и менее обнаруживалось сходство их с современными организмами.
Все эти данные ясно говорили, что животные и растения постоянно и постепенно изменялись. Этих данных вполне достаточно, чтобы признать происхождение самых разнообразных видов от одних и тех же предков, когда-то населявших Землю.
Как же происходил этот процесс изменения в природе? Это было совершенно непонятным.
Когда юношей Чарлз Дарвин вступил на палубу «Бигля», вопрос о происхождении видов его совсем не тревожил. Разве тогда он мог сомневаться в том, что все виды сотворены богом для жизни в определенных и неизменных условиях? Конечно, нет! А теперь, после путешествия, Дарвин все время размышляет об изменчивости видов.
Как применить учение Лайеля об изменениях земной коры под действием естественных причин к биологии? Ведь если оно верно — а это для Дарвина несомненно, — то почему же новые виды животных и растений должны появляться в результате чуда?
Над чем бы Дарвин ни работал, гулял ли, беседовал с друзьями, слушал сонаты Бетховена, — его беспокоила эта мысль. Она жила в его мозгу рядом со всеми другими мыслями, пронизывала и вела за собой эти другие мысли. Она, как маяк, давала им направление, освещая все будничные дела. В ней заключался смысл жизни, преисполненной тяжелых физических страданий…
Открытые им в равнинах Патагонии гигантские ископаемые животные с панцирем, похожим на панцирь современных броненосцев, смена одних родственных видов другими по мере продвижения их на юг, южноамериканский характер большинства обитателей Галапагосских островов и многие, многие другие факты не давали покоя… «Было очевидно, что такого рода факты, так же как и многие другие, можно было объяснить только на основании предположения, что виды постепенно изменялись, — вспоминает Дарвин в глубокой старости. — Проблема эта стала преследовать меня».
Но как доказать, что виды изменялись? С чего начинать? Во время путешествия ему не раз приходила мысль, что существует какая-то связь между изменениями видов и превосходной приспособленностью растений и животных к жизни. У него накопилось множество заметок по этому поводу.
«Меня всегда крайне поражали такого рода приспособления, и мне казалось, что до тех пор, пока они не получат объяснения, почти бесполезно делать попытки обосновать… тот факт, что виды действительно изменялись».
В путешествие он отправился с одной ясной целью: собрать коллекции минералов, растений и животных. Теперь они собраны и обработаны. Написаны и напечатаны книги о материалах путешествия. Они принесли славу автору. Казалось, можно отдохнуть, тем более, что здоровье все ухудшалось.
Нет, это было для него невозможным. Все проделанное — только ступень к труду, которому будет посвящена теперь вся жизнь.
Как открывалась тайна
Вернувшись на родину и работая над геологическими и зоологическими темами, Дарвин не оставляет интересующего его вопроса о происхождении видов.
Он не спешит с теоретическими выводами и ищет все новых и новых фактов, на основании которых можно будет говорить о причинах появления новых видов.
Еще во время путешествия он приходит к мысли, что факты надо искать в практике сельского хозяйства, в практике выведения новых пород домашнего скота и культурных растений.
К половине XIX века Англия была самой передовой капиталистической страной. Она имела колонии во всех частях мира. Стремительно развивались все новые и новые отрасли промышленности. Потребовалось огромное количество угля и руды, сельскохозяйственного сырья. Стало быстро развиваться и сельское хозяйство, доставляя необходимое сырье шерстяной, кожевенной, мясной, полотняной и хлопчатобумажной промышленности.
Земля в Англии принадлежит крупным землевладельцам, которые отдают большею частью свои земли в долгосрочную аренду фермерам. А те нанимают рабочих для ухода за скотом и для обработки
